Джон Фицджеральд Кеннеди

Джон Фицджеральд Кеннеди

Джон Ф. Кеннеди (1917 - 1963)

Джон Фицджеральд «Джек» Кеннеди (John Fitzgerald «Jack» Kennedy) - 35-й президент США - родился 29 мая 1917 года в Бруклине (штат Массачусетс), умер 22 ноября 1963 года в Далласе (штат Техас). Президент США с 20 января 1961-го по 22 ноября 1963 года.

Никакой другой президент XX века так не окрылял фан­тазию современников и не проник так глубоко в коллек­тивное сознание американцев, как Джон Ф. Кеннеди. Его юношеское воодушевление, холодная с долей иро­нии рациональность и шарм, воздействующий на средст­ва информации, сигнализировали переход к новому поколению, которое было намерено прорваться из спокойствия последних лет президентства Эйзенхауэра к неизвестным, роковым «новым границам». В президент­ство Кеннеди мир вступил на порог атомной войны, но сам он, казалось, выходил еще более закаленным из следующих один за другим кризисов.

 

Белый дом, в который он вместе со своей симпатичной семьей и «мозго­вым трестом» интеллектуальных советников принес све­жий ветер, вскоре был окружен романтической аурой Камелота из эпоса об Артуре. Столица Вашингтон, стала и внешне центром супердержавы, несшей ответственность за «Свободный мир», за глобальную неформальную им­перию. Влечение к созданию идола «вождя свободного мира» стало непреодолимым, когда Кеннеди после двух лет и десяти месяцев президентства пал жертвой покуше­ния, повергшего нацию и, более того, многих европейцев в шок и траур. Как и после убийства Линкольна, имидж личной жертвы во имя высоких, универсальных ценнос­тей начал перекрывать и преображать историческую дей­ствительность. Среди широких слоев общественности и сегодня действителен «миф Кеннеди», хотя историки и публицисты уже давно стараются создать трезво-аналити­ческую и даже экстремально-критическую точку зрения.

Джон Фицджералд (Джек) Кеннеди в Бруклине (штат Массачусетс), он был вторым из девяти детей в ирландской католической семье, которая в течение короткого времени стала одной из самых бога­тых в стране и получила доступ в элиту восточного побе­режья. Воспитание отца Джозефа, который в двадцатых годах ловкими спекуляциями на бирже заложил основу состояния в 200 миллионов долларов, было направлено на интенсивную физическую и умственную конкурен­цию; любящая порядок, строгая мать Роза проявляла мало эмоций по отношению к детям. В интернате, в Кон­нектикуте, Джон был средним учеником, но его одно­классники ожидали от него в особой степени успеха в практической жизни. Его учеба в Принстоне и Гарварде постоянно прерывалась болезнями. Назначение отца по­слом США в Лондоне позволило ему долгое время жить в Англии и совершать длительные поездки по Европе, где он в непосредственной близости наблюдал развитие фашизма. Событием, оставившим отпечаток на его юности, стали дебаты об английской политике умиротворения и американское вмешательство во вторую мировую войну. Уклоняясь от изоляционизма отца, в своей выпуск­ной работе в Гарварде он выступал за решительную борьбу демократии против тоталитарной угрозы. Расши­ренная редакция этого сочинения под названием «Почему спала Англия» имела большой успех после падения Парижа летом 1940 года. Благодаря влиянию отца Джек, несмотря на слабую физическую конституцию, вступил в военно-морской флот США и участвовал в тихоокеанс­кой войне в качестве командира торпедного быстроход­ного катера. Когда в августе 1913 года его катер был потоплен японским эсминцем, ему, несмотря на ранение, удалось спастись вместе с оставшимися в живых членами экипажа на острове и связаться с американскими частями. После тяжелой операции спины он с честью уволил­ся из военно-морского флота в конце 1944 года в чине старшего лейтенанта. Проблемы со здоровьем позже были представлены как последствие этого ранения и спортив­ного несчастного случая. Основной же причиной была болезнь Аддисона, медикаментозное лечение которой при­водило к ряду негативных побочных действий. Насколь­ко этот державшийся в тайне недуг, который часто под­вергал его сильным болям, влиял на исполнение обязанностей президента, остается в исследованиях спор­ным. Так как старший брат Джозеф, морской летчик, погиб в 1944 году, то Джек стал надеждой семьи Кенне­ди. Он унаследовал честолюбие отца и при поддержке семейного клана и широкого круга друзей начал плано­мерно создавать политическую карьеру. Очень полезной в этой связи оказалась его женитьба на элегантной, при­влекательной Жаклин Ли Бувье в 1953 году. Хотя Кен­неди подвергал эту связь нагрузкам в виде многочислен­ных любовных интриг (в 1954 году дело чуть не дошло до развода), в общественной жизни и в предвыборной борьбе, его жена Джеки всегда лояльно стояла на его стороне. У них было трое детей, один из которых умер вскоре после рождения.

Свадьба Кеннеди

Свадьба Кеннеди

 

Ни разу не проиграв на выборах, Кеннеди представ­лял свой избирательный округ Бостон с 1947 по 1953 год как депутат от демократов в Конгрессе и потом как сенатор Массачусетса вошел во вторую палату. Во внут­ренней политике призывал к социальным реформам и лучшим условиям жизни для рабочего класса и мень­шинств, во внешней политике поддерживал план Мар­шалла и НАТО, но критиковал политику Трумэна по отношению к Китаю. Уже в начале он говорил о вызове, брошенном «советским атеизмом и материализмом», которому можно было противостоять только «постоян­ной бдительностью». Антикоммунистическую кампанию Джозефа Маккарти, который был близок его отцу, он наблюдал с постоянно растущим смешанным чувством, однако четко не дистанцируясь от него.

Как член сенатского комитета по иностранным делам, Кеннеди начал проявлять себя в речах и статьях по внешнеполитическим вопросам, причем он особенно ин­тересовался деколонизацией и новым национализмом в Африке и в Азии. За пределами США он привлек к себе внимание в 1957 году, когда критиковал французскую колониальную политику в Алжире и высказывался за предоставление независимости африканской стране. Он подвергал сомнению привычные шаблоны мышления, когда требовал усиленной помощи на развитие и призы­вал проявить понимание к нейтрализующим тенденциям в молодых государствах. Другим ключевым событием, которое Кеннеди разделял со многими американцами своего поколения, был «спутниковый шок» 1957 года. Из советского успеха в космосе он сделал вывод, что коммунистические диктатуры лучше вооружены для бу­дущего, чем демократический Запад, и что теперь следу­ет ликвидировать собственное «отставание» во многих областях, начиная с образования и заканчивая ракетным вооружением, посредством удвоенных усилий.

С тех пор, когда Кеннеди в 1956 году на конвенте демократов с небольшим отставанием проиграл выборы в кандидаты на пост вице-президента наряду с Эдлаем Е. Стивенсоном, он считался будущим человеком пар­тии. Во внутренней политике двигался к леволиберальному сектору, что проявилось в его выступлении за пра­ва профсоюзов и черных американцев. Переизбрание в сенат в 1958 году он использовал как тест на заявку быть преемником Эйзенхауэра. Его победа, с самым большим в истории Массачусетса преимуществом голосов, была практически началом предвыборной борьбы за должность президента в 1960 году. Благодаря предвыборной кам­пании, блестяще организованной младшим братом Ро­бертом (Бобби), он смог разбить всех внутрипартийных конкурентов, среди них Хьюберта Хэмфри и Линдона Джонсона. Многократно приводимое против него обсто­ятельство, что никогда еще католик не был в должности президента, он использовал наступательно, сделав себя защитником современного понимания религии и отделе­ния церкви от государства. Конвент демократической партии в Лос-Анджелесе выдвинул его в июле 1960 года уже в первом туре кандидатом в президенты, а Кеннеди завершил успех, приобретя в качестве кандидата на пост вице-президента южанина Линдона Джонсона. При вступлении в предвыборную борьбу он провозгласил про­рыв к «новым границам», этот лозунг с сильной тягой к традиционному американскому влечению к миссионерству и освоению, выходя за границы предвыборной борьбы, стал отличительным знаком президентства Кеннеди.

В дискуссиях со своим республиканским противни­ком Ричардом Никсоном, который как вице-президент Эйзенхауэра имел преимущество известности и опыта, Кеннеди выступал за социальные реформы, прогресс и движение вперед во всех областях. Прежде всего, он переложил на республиканцев, не касаясь лично попу­лярного Эйзенхауэра, ответственность за потерю прести­жа США в мире и обещал сдержать опасный упадок американской власти. При этом обращался к идеализму своих соотечественников и готовности жертвовать, чем нашел сильный отклик, особенно среди молодежи и в интеллектуальных кругах. Деньги и хорошие связи семьи облегчили борьбу за благосклонность избирателей, так же как и организационный талант брата Роберта и соб­ственная способность быстро устанавливать личные контакты с людьми. В использовании телевидения, которое впервые играло важную роль в предвыборной борьбе, Кеннеди оказался более ловким кандидатом. Многие на­блюдатели и ученые и сегодня убеждены, что 4-кратные большие телевизионные дебаты между Кеннеди и Никсо­ном, за которыми следило около 100 миллионов амери­канцев, имели решающее значение для юношески выгля­девшего сенатора из Массачусетса. Отдохнувший и хорошо подготовленный Кеннеди, устранил сомнения в своем политическом опыте и оставил по сравнению с усталым Никсоном впечатление свежести и динамики, В день выборов, однако, преимущество Кеннеди примерно в 120 000 голосов при участии в выборах 68,8 миллиона избирателей оказалось небольшим. Важен был, несомнен­но, успех Кеннеди в крупных городах, среди католиков и афро-американцев. Последним, он был обязан усилиям по регистрации черных избирателей на Юге и, возмож­но, телефонному разговору с Кореттой Кинг, которую он за несколько недель до выборов заверил в своей соли­дарности с арестованным мужем, лидером движения за гражданские права Мартином Лютером Кингом.

Президентство Кеннеди с самого начала стояло под знаком нового и непривычного; первый президент, ро­жденный в XX веке, был в 43 года одновременно самым молодым избранным обладателем высшей должности в истории Соединенных Штатов и к тому же первым като­ликом в Белом доме. В инаугурационной речи 20 января 1961 года, которую он сформулировал вместе со своим блестящим референтом Теодором Соренсеном и с учетом внешней политики, четко проявились заботы и амбиции президента. С одной стороны, предостерегал от грозящей опасности уничтожения человечества ядерным оружием, с другой стороны, он взывал к жизненной силе амери­канской нации, которая призвана для защиты свободы: весь мир должен знать, что американцы «заплатят лю­бую цену, вынесут любое бремя, вытерпят любые лишения, поддержат любого друга и противостоят любому противнику», чтобы выполнить эту миссию. Глобальная конфронтация приближает «час наивысшей опасности», и США должны вести «длительную борь­бу в сумерках». Позже постоянно цитируемой фразой: «Не спрашивай, что может сделать для Тебя Твоя страна - спроси, что Ты можешь сделать для Твоей страны» - Кеннеди призвал каждого из своих соотечес­твенников взять на себя личную ответственность за нали­чие этого, касающегося существования соперничества. Речь произвела впечатление, но не всеми была воспринята позитивно. Ее апокалиптический подтекст, акцентирова­ние самоотверженности и далеко идущие скрытые обяза­тельства по отношению к союзникам и «друзьям» обеспо­коили некоторых внимательных слушателей.

При распределении постов в кабинете и выборе штаба советников Кеннеди, в силу небольшого преимущества на выборах, должен был в определенной степени учиты­вать последовательность и надпартийность. Он назначил министром финансов прагматичного республиканца Дуг­ласа Диллона, отозвал из отставки бывшего начальника штаба армии генерала Максвелла Тейлора и назначил его особым военным представителем, оставил Аллена Дал­леса шефом ЦРУ, чтобы завоевать доверие делового мира, военных и интеллигенции. Сознавая, что с его победой был передан «факел новому поколению», окружил себя, прежде всего, более молодыми специалистами и менедже­рами, которыми частично восхищались как интеллекту­альными «яйцеголовыми» или как «мозговым центром», а частично с недоверием наблюдали. К ним, прежде всего, относится советник по национальной безопасности Макджордж Банди (род. в 1920 г.), декан Гарвардско­го университета; специализирующийся на вопросах эко­номики и деколонизации Уолт Ростоу (род. в 1916 году), профессор истории в Массачусетсом технологическом институте, и министр обороны Роберт Мак-Намара (род. в 1916 году), который после изучения экономических наук в Беркли и Гарварде поднялся до президента кон­церна Форда. Сильное влияние оказывал брат Кеннеди Роберт (род. в 1925 году), также учившийся в Гарварде, и который как министр юстиции нес главную ответствен­ность за политику гражданских прав. К тесному кругу доверенных лиц относились далее гарвардский историк Артур Шлезингер младший (род. в 1917 году), юрист Теодор Соренсен (род. в 1928 году), который был ассис­тентом Кеннеди с 1952 года, а также пресс-секретарь Пьер Сэлинджер (род. в 1925 году). Так как Кеннеди хотел держать в своих руках все бразды правления внеш­ней политики, то он провел Эдлая Стивенсона на пост посла США при Объединенных Нациях и выбрал ми­нистром иностранных дел лояльного и бесцветного Дина Раска (род. в 1909 году) из Джорджии, который под конец руководил Фондом Рокфеллера. Советника по внешней политике Кеннеди нашел в консервативном ла­гере в лице Дина Эйксона, который при Трумэне был государственным секретарем.

С командой Кеннеди, средний возраст которой со­ставлял 45 лет (против 56 в администрации Эйзенхауэра), в Белый дом вошли новый дух и новый стиль. Соответственно лозунгу Ростоу: «Давайте заставим эту страну снова двигаться» институт президента должен был стать как внешне-, так и внутриполитическим цент­ром вдохновения и инициативы для нации и всего «свободного мира». В то время как Эйзенхауэр все сильнее познавал границы своих возможностей преобразования и к концу президентства проявил черты пассивности и ра­зочарования, теперь царила бурная активность. Она основывалась на оптимистическом предположении, что с помощью интеллектуального анализа и энергичного ру­ководства можно разрешить любую проблему и что США уже на основе просто силы воли можно сделать моделью глобальной модернизации. Это, с сегодняшней точки зрения, наивное чувство «осуществимости» и образцового характера американского развития для всего мира было характерным для «имперского президентства», которое Кеннеди представлял лучше, чем его предшественники и преемники.

Преобразование коснулось также организации прави­тельственного аппарата, который Эйзенхауэр подогнал под военную структуру штаба мировой войны. Эту сис­тему, основанную на иерархической компетентности и ясном следовании приказов по инстанциям, Кеннеди, не имевший большого опыта с бюрократией, заменил гиб­ким, неортодоксальным, очень личным стилем руковод­ства. Решающий центр переместился из кабинета в Совет Национальной Безопасности, члены которого часто не­большими, специально для этого образованными груп­пами и комитетами обсуждали очередные проблемы. Кеннеди ожидал, что его советники и привлеченные эк­сперты будут предлагать ему несколько вариантов, из которых он сможет выбрать подходящее решение. За преимущества подвижности и творчества, которые бес­спорно имел такой менеджмент, нужно было платить недостатками, к которым относились трудности коорди­нации между министерствами и определенная скачко­образность и недостаточная предсказуемость в процессе принятия решения.

Рука об руку с новой организацией шло изменившее­ся самопреподнесение, в котором Кеннеди предпочти­тельно использовал телевидение, чтобы установить пря­мое, непосредственное общение с американским народом. Повод для этого давали не только большие речи о по­ложении нации или внешнеполитические кризисы, но и регулярные пресс-конференции, на которых Кеннеди без специальной подготовки отвечал на вопросы журналис­тов. Более широкую сцену, только сейчас воспринимае­мую правильно, представляли собой поездки за грани­цу. Они давали Кеннеди возможность произносить программные речи в символических местах, что способствовало его популярности. Помимо этого, Кеннеди поддерживал близкие отноше­ния с ведущими журналистами такими, как, например, Джеймс Рестон из «Нью-Йорк Таймс», от которых в ответ ожидал самоограничения, если они высказывались по чувствительным вопросам национальной безопаснос­ти. Важным козырем Кеннеди был ораторский дар, ко­торый он совершенствовал постоянными упражнениями. Один немецкий наблюдатель свидетельствовал, что он излучает атмосферу, «которая является одновременно холодно-деловой и располагающе сердечной... Сегодня можно делать политику, если только трезво, по-дело­вому и с определенной долей иронического превосход­ства соблюдать дистанцию к вещам». Реализм и откровенность, на которые президент часто считал способной свою публику, должны были убедить в том, что постав­ленные цели возникли не из мечтательного идеализма, а были разумны и достижимы. После Линкольна, Теодора Рузвельта, Вильсона и Франклина Рузвельта американ­цы снова нашли в Кеннеди харизматическую личность вождя, и средства массовой информации усиливали это воздействие во всем мире. Для американской правитель­ственной системы это, однако, означало, что вес чувстви­тельно переместился с отдельных штатов на федеральное правительство, а там - с законодательной на исполнительную власть.

Но как раз в области внутренней политики Конгресс оказывал значительное сопротивление намерению прези­дента взять на себя инициативу и добиться законодатель­ной программы. От случая к случаю республиканцы и консервативные демократы южных штатов приходили к альянсу, который тормозил подъем администрации Кен­неди. Внутриполитически «новые границы» содержали честолюбивую повестку дня, на которой стояли оживле­ние экономики посредством снижения налогов, улучше­ние социального страхования, обслуживания больных и образования, оздоровление городов и прогресс в рисовой интеграции. Многие из этих инициатив застряли в Конгрессе или не могли быстро осуществиться в комплексной федеративной системе. В экономическом отношении Кен­неди получил пользу от благоприятной конъюнктуры, большое снижение налогов по большому счету было из­лишне. Совокупный общественный продукт возрастал в среднем на 5% в год, и темп инфляционного роста цен, несмотря на легкое повышение государственной задо­лженности, составлял только 2%. Члены экономического совета, под руководством Уолтера Хеллера, были убежде­ны, что экономику можно привести к длительному, без колебаний курсу роста «командными» методами. Когда им, наконец, удалось при президенте Джонсоне осущест­вить на практике свои представления, многие из предположений оказались иллюзорными.

Кеннеди смог наложить свой жирный отпечаток на внеш­нюю политику, когда в октябре 1962 года Конгресс упол­номочил его законом о расширении торговли к действен­ному снижению пошлин, которое потом проводилось во всем мире в рамках «раунда Кеннеди» ГАТТа до 1967 года. Если профсоюзы в общем благосклонно встре­чали администрацию Кеннеди, то в лагере предприни­мателей преобладало недоверие, по крайней мере в нача­ле, к интервенционистской экономической и финансовой политике Кеннеди. Это недоверие укрепилось, когда Кен­неди в 1962 году массивно повлиял на ценообразование сталелитейных концернов посредством снижения госу­дарственных заказов. Биржа отреагировала резким па­дением курса, но широкая общественность стояла за пре­зидента.

В расовом вопросе тактика Кеннеди была осторож­ной, чтобы без необходимости не раздражать белое насе­ление южных штатов. Принимая во внимание междуна­родное положение, он считал, что следует укреплять согласие американцев; с другой стороны, признавал не­обходимость прекратить дискриминацию черных, кото­рая противоречила демократическим идеалам Америки и представляла собой уязвимое место для коммунистичес­кой пропаганды в «третьем мире». Застигнутая врасплох взрывоопасностью движения за гражданские права, администрация часто была вынуждена действовать про­тив своей воли. В серьезных случаях Кеннеди, не колеб­лясь, решительно демонстрировал авторитет федераль­ного правительства. Многократно он посылал федеральную полицию или федеральные войска на Юг или мобилизовал национальную гвардию, когда дело доходило до расовых волнений или когда препятствова­ли доступу черных в школы и университеты. Когда в 1963 году он направил Конгрессу проект закона о граж­данских правах, то более 200 000 белых и черных побор­ников гражданских прав, под руководством Мартина Лютера Кинга устроили демонстрацию за его быстрое издание в Вашингтоне. Кеннеди опасался насильствен­ных действий, но потом объяснил свою поддержку по телевидению следующими словами, что нация «не будет действительно свободной, пока не будут свободны все ее граждане». Обещание одинаковых гражданских прав, особенно неущемленного избирательного права для чер­ных на Юге, было выполнено Конгрессом только после смерти Кеннеди.

Особое внимание с самого начала президент уделял внешней политике. Здесь ни Конгресс не сдерживал его воли, ни конституция не устанавливала ему ясно види­мых барьеров. За его короткое президентство наблюда­лось еще небывалое до этого скопление кризисов и кон­фликтов. Сознание того, что Советский Союз принудил США к «глобальной обороне», порождало необходимость де­монстрации воли, твердости и силы, а также повышенную потребность в приобретении международно-политическо­го престижа. Одновременно Кеннеди полностью осозна­вал опасности для существования человечества, порож­даемые атомной и водородной бомбами. В отличие от его иногда острой риторики, на практике он действовал весьма осторожно и пытался сдерживать на минимальном уров­не риск эскалации. При этом как хороший политик всег­да учитывал интересы демократической партии и пер­спективы переизбрания. Он был склонен переоценивать мощь коммунистических диктатур в Советском Союзе и Китае и жил в постоянной заботе о том, что США могут потерять свой авторитет как великая держава у союзни­ков и у врагов. Поэтому мощной программой обычного вооружения Кеннеди хотел расширить пространство для собственных действий. С помощью новой стратегии скры­той войны он надеялся справиться с проникновением коммунистически инспирированных, поддерживаемых Москвой и Пекином освободительных движений в коло­ниях и бывших колониальных областях.

Горячими точками «холодной войны» стали Берлин и Куба, два очага кризиса, неразрывно связанные друг с другом, потому что Советский Союз мог оказывать дав­ление на Западный Берлин, чтобы удерживать США от действий против своих кубинских сателлитов. Это сооб­ражение сыграло уже свою роль, когда Кеннеди выска­зался во время кризиса в апреле 1961 года против откры­той военной поддержки кубинских эмигрантов, которые с помощью ЦРУ высадились на остров. Больший внутриполитический ущерб президент предотвратил, взяв на себя полную ответственность за плачевную неудачу этой, еще при Эйзенхауэре запланированной, операции. От­ношения с директором ЦРУ Алленом Даллесом и на­чальником Генерального штаба, которые отводили пред­приятию высокие шансы на успех, были вследствие этого надолго омрачены.

На конференции на высшем уровне в Вене 3-4 июня 1961 года, уверенный в себе Никита Хрущев сообщил еще неуверенному во внешнеполитических делах Кеннеди о намерении заключить сепаратный мирный договор с ГДР. Кеннеди оценил эту первую попытку личной диплома­тии как собственное поражение, потому что он уступал Хрущеву в идеологической дискуссии. 13 августа 1961 года правительство США было, несмотря на различные наме­ки секретных служб, застигнуто врасплох строительст­вом Берлинской стены и ему потребовалось более суток, чтобы высказать свое мнение. Так как Советский Союз не действовал непосредственно против Западного Берлина и не посягал на свободный доступ в Берлин, оценива­емый как «существенно важный», то Кеннеди не видел причины расширять кризис со своей стороны. Явная го­товность американцев примириться с фактическим делением города и нации, подействовала на многих немцев как шок, который исключил их надежду на объедине­ние, Бундесканцлер Аденауэр подозревал, что прави­тельство США может уступить еще больше в вопросе статуса Западного Берлина. Соответствующие восточно-западные переговоры так же не состоялись, как и грозя­щий сепаратный мирный договор между Советским Со­юзом и ГДР,

На краю атомной войны оказались державы в драма­тическом Кубинском кризисе в октябре 1962 года. И здесь позиция Кеннеди характеризовалась осторожностью и сдержанностью, хотя размещение советских ракет сред­ней дальности с атомными боеголовками на Кубе пред­ставляло собой непосредственный вызов США. В штабе по решению кризиса в Белом доме, который заседал почти непрерывно в течение двух недель, Кеннеди от­клонил как бомбардировку ракетных позиций, так и вторжение на остров. Вместо этого он решился на «мягкий» вариант «карантина» Кубы посредством амери­канских морских соединений. Несмотря на чрезвычай­ную напряженность, между Кеннеди и Хрущевым не обрывалась нить переговоров. Президент облегчил свое­му визави переход на примирительную позицию, обе­щав, что в случае отвода ракет, США не будут больше нападать на Кубу в военном плане. Позже, однако, Кеннеди уполномочил секретные службы на усилия «де­стабилизировать» ненавистный ему режим Кастро. Если бы Хрущев упорно придерживался своего требова­ния об одновременном выводе американских ракет из Турции, то Кеннеди, через посредничество ООН, пошел бы на еще большие уступки.

Западная общественность, не знавшая заднего плана кризиса, праздновала исход конфликта как личный три­умф президента. Сам же Кеннеди, смотрел на вещи намного трезвее. Заглянул в «ядерную без­дну», он пришел к убеждению, что Советское прави­тельство разделяет его интерес в ограничении гонки вооружения и что он с Хрущевым, с которым он мог прямо связаться по «красному телефону», должен сообща ра­ботать над этой целью. Это были первые ростки «поли­тики разрядки», мотивы и цели которой, он подробнее изложил в программной речи в Американском универси­тете 10 июня 1963 года. Здесь он отдал должное тяже­лым потерям Советского Союза во время второй мировой войны и стимулировал усиленную коммуникацию меж­ду Востоком и Западом, чтобы преодолеть заколдован­ный круг взаимного недоверия. Первого конкретного ус­пеха он достиг соглашением о прекращении ядерных испытаний, которое подписал вместе с британским пре­мьер-министром Гарольдом Макмилланом и Хрущевым. В это время в Вашингтоне уже внимательно следили за растущей напряженностью между Советским Союзом и Китаем. Кеннеди, кажется, даже надеялся на то, что сможет склонить Москву к совместным действиям про­тив китайской программы атомного вооружения.

Но неразвитые и освобожденные от колониального господства области мира Кеннеди ни в коем случае не хотел уступать коммунистическим советам без боя. Глядя в будущее, он считал этот «третий мир» собственным «полем боя» в конфликте между диктатурой и демокра­тией. Он делал ставку на комбинацию экономической помощи и военной поддержки с целью воспрепятство­вать тому, чтобы коммунисты использовали для своих политических целей социальные конфликты, неизбежно возникающие при переходе к современности. При этом он хотел, как доказывает его подход к президенту Егип­та Насеру и его готовность к «нейтрализации» Лаоса, отмежеваться от основного принципа, что развивающая­ся страна имеет возможность быть только за или против Запада. Нужно поддерживать некоммунистические, про­грессивно-националистические силы, даже если они взя­ли курс «вне блока». При этом, администрация Кеннеди оказалась, перед двойной дилеммой: во многих случаях эти силы были так слабы, что не могли пробить­ся даже с чужой помощью; в других местах, особенно в Латинской Америке, их поддержка означала бы отказ от традиционно прозападных авторитарных режимов и необходимость примириться с хотя бы временными неста­бильными отношениями. Пример с Насером опять же наглядно показывает, что Кеннеди и его советники стара­лись правильно оценить самодинамику региональных кон­фликтов: сближение с Египтом было несовместимо с га­рантией безопасности и поставками оружия для Израиля.

Две заслуживающие внимания инициативы, которые Кеннеди взял на себя с учетом «третьего мира», отра­жают дух «новых границ» особенно четко: «альянс про­гресса», соглашение о кооперации с 19 латиноамерикан­скими государствами, на которое Конгресс предоставил 20 млрд. долларов на 10 лет; и «корпус мира», посылав­ший помощников развития в Африку, Азию и Латин­скую Америку и основание которого вызвало восторжен­ное одобрение как раз среди учащейся молодежи в США. Большие ожидания, связанные многими американцами с обоими проектами, однако, не оправдались. В силу огромных потребностей развивающихся стран, которые сильно недооценивал даже такой эксперт, как Ростоу, начатые Кеннеди финансовые и кадровые программы помощи могли способствовать только несущественным из­менениям. Тем не менее, президенту удалось пробудить в США проблемное сознание по вопросам развития, кото­рого еще не было у европейцев.

Пробным камнем демонстрации решимости США со­ответствовать их всемирно-политической ответственности и остановить продвижение коммунизма, Кеннеди выбрал Южный Вьетнам. Для него эта страна, где действовали в 1961 году 15000 поддерживаемых Северным Вьетнамом и Китаем вьетконговских партизан, была стратегическим ключом ко всей Юго-Восточной Азии. Прямое военное вторжение, как это среди прочих требовали генерал Тей­лор и Ростоу, он отклонил. Более того, борьба должна была вестись согласно, как раз разработанной доктрине «скрытой войны» -  подспудно, сочетанием во­енных, экономических и психологических мероприятий. Цель состояла в том, чтобы завоевать «сердца» и чувства южновьетнамского населения и тем самым иссушить за­пас симпатий к партизанам в этой стране. После перво­начальных успехов в июле 1962 года по предложению Мак-Намары было решено постепенно с 1965 года вер­нуть около 6000 американских военных советников. С 1963 года, однако, положение ухудшилось, и к концу года число военных советников США в Южном Вьетна­ме возросло уже до 16 000. Но еще 2 сентября 1963 года Кеннеди заявил, что это война вьетнамского народа и в последней инстанции вьетнамцы сами должны ее выиг­рать или проиграть. После убийства диктатора Дьема в начале ноября 1963 года, в котором ЦРУ участвовало по крайней мере опосредованно, незадолго до смерти прези­дента американская активность вступила в новую ста­дию. Как бы Кеннеди реагировал на изменившиеся об­стоятельства, является наиболее спорным вопросом в исследованиях и публицистике. Если учесть его общую осторожность и установку на «скрытую войну», то пред­положение, что под руководством Кеннеди США не ввя­зались бы в обычную войну, нельзя игнорировать.

В другом круге проблем в трудно распутываемый клубок переплелись вопросы ядерной стратегии, полити­ки в Европе и отношений с союзниками. Кеннеди и Мак-Намара намеревались заменить доктрину «масси­рованного возмездия», которая основывалась на устра­шении, более гибкой стратегией, чтобы на каждой ста­дии эскалации соответственно реагировать на возможные конфликты. Это требовало усиления обычных вооружен­ных сил, которое Кеннеди энергично проводил уже во время своего пребывания в должности президента. У европейских партнеров по союзу это переориентирование вызвало озабоченность тем, что США могут «оторвать­ся» от НАТО и «продырявить» их гарантию атомной защиты. Идея состоящей из кораблей «многосторонних ядерных сил», которой Кеннеди хотел подсластить европейцам свою концепцию, не получила, исключая Бонн, взаимной любви и никогда не была реализована. Так же мало успеха было суждено иметь «большому дизайну» Кеннеди, плану новой сходной структуры, в котором Западная Европа должна была играть роль младшего партнера американской ведущей державы. Этот план столкнулся с представлением французского президента Шарля де Голля о «Европе отчизн», которая станет самостоятельной державой между Советским Союзом и США. Тяжелым ударом для Кеннеди явилось наложен­ное де Голлем в январе 1963 года вето на одобренное США вступление Великобритании в ЕЭС. Не менее ра­зочарован он был и тем, что вскоре Аденауэр подписал в Париже немецко-французский договор о дружбе. В от­вет на американское давление бундестаг «смягчил» со­глашение преамбулой, в которой подчеркивалась необ­ходимость атлантического сотрудничества. Визит Кеннеди в Германию в июне 1963 года в первую очередь служил цели отговорить население ФРГ от «ложного пути» не­мецко-французского альянса, направленного против США. Триумфальные приемы, которые ожидали прези­дента в Кельне, Франкфурте и Берлине, показали, что его расчет был верен. В памяти немцев, еще находив­шихся в шоке от строительства степы, осталась прежде всего обновленная гарантия защиты Западного Берлина, символически подкрепленная сказанной по-немецки фра­зой: «Я - берлинец». Эти слова, направленные с пло­щади перед ратушей в Шенеберге к сотням тысяч лю­дей - а по радио и телевидению ко всем немцам - должны были выразить повсюду во всем мире внутрен­нюю связь между непоколебимостью жителей Западного Берлина и демократическими устремлениями.

Пять месяцев спустя после высшей эмоциональной точ­ки его президентства, Кеннеди был застрелен. 22 ноября 1963 года во время поездки с автоколонной по Далласу. Посещение Техаса должно было служить подготовкой к борьбе за переизбрание в 1964 году. В речи, которую он уже не смог произнести, говорилось, что американцы его поколения являются «скорее волею судьбы, чем собствен­ного выбора, стражами на крепостных стенах свобо­ды мира». Развитие событий между покушением и похо­ронной процессией к национальному кладбищу Арлингтон, которая вызвала ассоциации с похоронной процессией Линкольна от Вашингтона до Спрингфилда, сжались в сознании многих современников в эпохаль­ный перелом, в «потерю невинности», что позже нашло свое подтверждение в войне во Вьетнаме. Из-за этого отступили назад предположения, что Кеннеди мог быть жертвой заговора. Назначенная президентом Джонсоном следственная комиссия под руководством верховного фе­дерального судьи Эрла Уоррена пришла в 1964 году к выводу, что Ли Харви Освальд действовал в одиночку. С одной стороны, не было несомненных противополож­ных доказательств, а с другой, члены комиссии явно не хотели дополнительно волновать население спекуляция­ми. Так же в 1977 году образованному Конгрессом следственному комитету не удалось пролить свет на этот вопрос. В прошедшем десятилетии много внимания уде­лялось теориям заговора - среди прочего назывались мафия, КГБ, кубинские эмигранты и ЦРУ, что было вызвано многочисленными книгами и фильмом Оливера Стоуна «ДФК» (1991). Но снятие запрета с до тех пор державшихся в секрете материалов, которое Конгресс предпринял в связи с вызванными фильмом дебатами, пока еще не дало достоверных оснований для версии заговора с целью убийства.

смерть Кеннеди

Трагический конец Джона Ф. Кеннеди, переросший пять лет спустя, в результате убийства Роберта Кеннеди в семейную катастрофу, определенно в значительной сте­пени способствовал созданию легенды и возникновению «мифа Кеннеди». Но ость и другие, более глубокие при­чины очарования, которое исходит от 35-го президента США. Джону Ф. Кеннеди удалось вывести американ­скую нацию из определенной летаргии, в которую она грозила впасть в последние годы президентства Эйзенхауэра. Он более чем выполнил обещание соотечественни­кам подарить им « 1000 дней напряженного президентского руководства». Он был «чистокровным политиком», который, казалось, наслаждался стрессом правления во­преки постоянным болям в спине. Многие из его инициа­тив содержали хорошие начала, которые потом, однако, исполнялись без необходимой последовательности или временной горизонт которых далеко превышал срок его президентства. Заслуживающая внимания попытка одновременно вести «холодную войну» и проникнуть в суть сходства с идеологическим и политическим противником уже таила в себе все преимущества и противоречия позд­нейшей политики разрядки.

По крайней мере, в одном отношении видение «новых границ» приобрело конкретную форму: еще под впечат­лением «спутникового шока» Кеннеди потребовал от Кон­гресса в мае 1961 года одобрить космическую програм­му, по которой США до конца десятилетия отправили человека на Луну и безопасно вернули его назад. Этим он дал сигнал старта для «бега наперегонки к Луне», который американцы в июле 1969 года с небольшим пре­имуществом выиграли у Советского Союза. Кроме завоевания престижа проект «Аполлон», стоящий миллиар­ды долларов, означал массивную конъюнктурную программу и технологический рывок, который катапуль­тировал США в компьютерную эру.

В личной жизни для самого Кеннеди и его семьи, явно действовали другие масштабы, чем для простых смерт­ных. Раздачей должностей своему брату Роберту и зятю Сардженту Шриверу (он руководил «корпусом мира») Кеннеди вызвал на себя значительную критику. К этому добавилось и то, что его брат Эдвард, Тедди, занял освобожденное Джоном в 1960 году место сенатора. Семейная жизнь в Белом доме; была во многих отношениях красивой видимостью, которой средства массовой информации удовлетворяли потребность массовой публики в романтическом почитании. Сочетанием интеллигентности, богатства, красоты, успеха, власти и счастья Кеннеди воплощал в себе надежду, желания и иллюзии миллионов их соотечественников. Один комментатор справедливо заметил однажды, что американцы никогда не были так близки к монархии, как при Джоне и Джеки Кеннеди. Сексуальные эскапа­ды президента, которые тогда не были известны общес­твенности, сегодня, в изменившемся общественном кли­мате, многими расцениваются как слабость характера. Зато уважение к Жаклин Кеннеди, на которую одно время обижались из-за ее второго брака с греческим судовладельцем Онассисом, еще больше возросло после ее смерти от рака в 1994 году, У нее не было политичес­кого влияния, но она умела как «первая леди» создавать свое поле деятельности. Благодаря ее интересу к совре­менному искусству и культуре Белый дом и даже столи­ца Вашингтон приобрели либеральный, открытый всему миру флер и авангард стал допустим в приличном об­ществе. Оба Кеннеди, видели тесную связь между худо­жественным творчеством и свободой, которые демократи­ческое общество гарантирует индивидууму. Это завещание их короткого, интенсивного «рандеву с историей», со­храняют многие культурные институты столицы, но пре­жде всего, центр Кеннеди на Потомаке, напротив их об­щей могилы в Арлингтоне.

При подготовке материала использовалась статья Юргена Хайдекинга "Импреский президент".